Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа
Воспользовавшись своей одеждой замкового служителя, Экуй протолкался ко входу, минуту помедлил и вошёл внутрь, заметив, что господин, говоривший с толпой окинул его взглядом и слегка посторонился. «Взгляну и выйду… Только взгляну…». Но прямо у входа, внутри часовни, стоял мальчик, который тоже смотрел на Деву, молившуюся где-то у алтаря. Глаза, ещё не утратившие отсвета мыслей, обуревавших мальчика, обернулись на вошедшего, и Экуй вдруг почувствовал жгучий стыд. То ли за то, что пришёл удостовериться, стоит ли порученное дело его усилий или не стоит, то ли за то, что воспользовался своим ничтожным положением и вошёл туда, куда других не допускали, но стыд буквально затопил его!
Непонятно зачем, поклонившись мальчику, Экуй быстро перекрестился и выскочил вон.
Нет, не ему, предавшему когда-то и носившему в душе жестокие планы мести, находиться тут, определяя стОит – не стОит. И уж, конечно, не ему подвергать сомнениям веру тех, кто ему доверился, когда даже простой мальчик с лицом ангела и глазами, не запятнанными никаким грехом, безоглядно верит в эту последнюю надежду… «Я сделаю всё, что нужно, даже если меня выкинут за дверь!», – решил он. – «И, когда выкинут, не отступлю тоже! Так что, простите меня, господин де Бодрикур, понимать и прощать я разучился, и если ваша упрямая натура возобладает над здравым смыслом, придётся стать ещё упрямее… Клин клином вышибают».
Дверь распахнулась, и в комнату к играющим вошёл господин де Пуланжи. Вошёл браво, как всегда, оправдывая репутацию беззаботного гуляки, которым был в юности, и которым оставался до своих сорока. И только напряжённый взгляд выдавал его, то ли озабоченность, то ли нерешительность.
– Утренний доклад, мессир!
Бодрикур, крайне довольный победоносным наступлением на фигуры противника, лишь нетерпеливо отмахнулся – дескать, погоди, не мешай. И Пуланжи, коротко глянув на Экуя, послушно отошёл к окну.
– Что, господин цирюльник, – радостно воскликнул комендант спустя мгновение, – король-то твой заперт! Признавай поражение, да расставляй фигуры заново – я сегодня в ударе и намерен разгромить тебя ещё разок!
– Признаю, – буркнул Экуй. – Вы играете, как всегда блистательно, ваша милость.
– Вот то-то же!
Бодрикур развернулся к Пуланжи.
– Ну, чего там у тебя, докладывай.
– В городе всего одна новость, мессир. Вернулась та девушка, которая ещё весной требовала отправить её к нашему королю. Вернулась и требует того же самого с упорством, которому можно позавидовать… На улицах только о ней и говорят, называя, не иначе, как Лотарингской Девой, так что, я подумал – следует доложить о ней.., – Пуланжи изо всех сил старался говорить беспечно, но старания его оказались слишком заметны, придавая словам какой-то особый вес. – И еще.., полагаю, это уместно.., не лучше ли вам её принять и выслушать, чтобы не вызвать волнений?
– Девушка? – наморщился де Бодрикур. – Какая-такая девушка?
– Ну.., помните, весной.., в красном платье…
– Ах, эта!
В памяти коменданта всплыло яркое алое пятно на фоне серо-стальных лучников, но это воспоминание тут же повлекло за собой другое, которое отозвалось тупой болью в десне.
– Что за чёрт?! Зачем ты мне об этом докладываешь?! Зубная боль эта твоя девица! Вели гнать её в шею, а отцу передай, что если он её и в этот раз не выпорет, то я велю выпороть его самого!
Пуланжи стрельнул глазами в Экуя и поклонился.
– Как прикажете, мессир. Но люди поговаривают, будто сам Карл Лотарингский посылал за ней, и, вроде бы, она его вылечила от тяжелого недуга…
– А мне твой герцог не указ! – заворчал де Бодрикур, с раздражением ощущая, как стремительно нарастает во рту проснувшаяся боль. – Мой предшественник слетел с должности за то, что слишком верноподданнически ему угождал! А Вокулёр не лотарингская вотчина! Мне даже герцог де Бар не смеет приказывать – только король! Но король за этой девкой пока не посылал, и вряд ли пошлёт!
Щёку словно прострелило, и комендант, замычав, в ярости, шарахнул кулаком по столу так, что разлетелись фигуры с доски.
– Опять!!! Экуй, доставай свою микстуру, не то я всё здесь разнесу! А ты, Пуланжи, убирайся и сделай, как я сказал! Чтобы к утру девки в городе не было! И безо всяких там волнений!.. Ну, Экуй, чего застыл? М-мм, как больно!.. Микстуру давай, говорю!
Господин Экуй встал и медленно вернул на доску шахматного короля.
– Нет.
– Как?.. Что значит, «нет»?!
Бодрикур замер, от удивления забыв про боль, но она быстро о себе напомнила новым приступом, от которого господин комендант буквально согнулся пополам.
– Ты… Ты с ума сошёл, что ли?!
– Я в своем уме, мессир, – спокойно ответил цирюльник, – и считаю, что вам лучше принять не микстуру, а Деву, посланную Господом.
Изумлённый не меньше Бодрикура, Пуланжи посмотрел на Экуя почти с восхищением.
– Эта боль, – безжалостно продолжал тот, – послана вам в наказание за то, что противитесь Божьей воле и грехом неверия подвергаете всех нас Его гневу и справедливому отмщению! Я не дам вам облегчения.., не дам лекарства до тех пор, пока вы не согласитесь поговорить с той девушкой, как просит господин де Пуланжи.
– Идиот!.. – прошипел Бодрикур. – Вы оба идиоты!
Шумно и глубоко втянув в себя воздух, он бросился к окну.
– Стража! Кто-нибудь! – закричал на весь двор. – Немедленно ко мне! Взять под арест!.. И девку.., ту, что пришла, – вон из города, чтобы духу её тут не было!.. М-ммм!!! Господи, больно-то как… Не уйдёт – сожгу за ересь, а укрывателей повешу!!!
На этом силы господина коменданта, направленные на крик, иссякли, и, собрав всё, что у него осталось, он смог только указать вбежавшим стражникам на Экуя, давая понять, что именно его следует взять под стражу, а потом снова схватился за щёку и кликнул слуг, больше знаками, чем словами, требуя перерыть все вещи цирюльника, но добыть ему целебное снадобье!
* * *
– Он снова меня выгоняет?!
Широко раскрытые глаза Жанны смотрели на священника с таким непритворным удивлением, что вокулёрский кюре Жан Фурнье, и так без охоты выполняющий данное ему поручение, смутился ещё больше.
– Дитя моё, – забормотал он, – дорогое моё дитя… Мне самому тяжело, но ослушаться воли нашего господина мы не вправе…
– Кто же ваш господин? – еле сдерживая слёзы спросила Жанна. – Комендант де Бодрикур, да?
Кюре пристыжено кивнул.
– А мой – Господь Бог!
Губы девушки задрожали. Завтра утром она собиралась идти в замок, добиваться разговора с комендантом, и весь сегодняшний день провела, молясь в часовне о словах самых верных, самых убедительных. Но вечером в ворота дома, где они остановились, постучали и падре Фурнье в сопровождении толпы горожан, вошёл, чтобы сообщить о распоряжении господина де Бодрикура – изгнать Жанну из города. Комендант не стал дожидаться, когда новоявленная Дева придёт под его окна.
– Я всё равно поеду к дофину! – стирая со щёк покатившиеся слёзы, сказала Жанна. – Через всю страну, одна, но под защитой моего господина, чью волю я выполняю не потому, что не вправе ослушаться, а по велению сердца!
– Ты не пойдёшь одна, – раздался за её спиной голос Клод.
Девушка, совершенно преобразившаяся после того, как в замке герцога Лотарингского ей коротко, под мальчика, подстригли волосы, подошла и встала рядом, взяв Жанну за руку.
– Ты же знаешь, я с тобой до конца.
Господин Лассар обречённо переглянулся с хозяином дома и его женой.
– Я тоже не брошу тебя, Жанна.
– Да вы с ума сошли! – вмешался каретник. – Идти вот так, по этим дорогам – верное самоубийство! Возвращайтесь, лучше домой. Переждите… Наш комендант – человек вспыльчивый, но отходчивый. Вернётесь через месяц, может, всё по-другому сложится…
– У меня совсем нет времени, – покачала головой Жанна.
Рука Клод, сжимавшая её ладонь, словно источала спокойствие, так необходимое в эту минуту, когда требовалось принять какое-то решение. И обе девушки, посмотрев друг на друга и, как будто обменявшись какими-то мыслями, не сговариваясь, согласно кивнули.
– Поедем, – сказала Жанна. – Поедем прямо сейчас, потому что, сегодня лучше, чем завтра…
Она решительно повернулась к Ле Руайе.
– Вы поможете достать ещё двух лошадей?
– Безумие! – всплеснул руками кюре. – На ночь глядя! По приграничным дорогам!.. По бургундским территориям, где кто только ни шныряет!!!
– Мне нужны ещё две лошади, – не слушая его, упрямо повторила Жанна. – Вчера возле замка я разговаривала с конюшим господина коменданта… Может быть, он поможет?
– Он здесь, в толпе за воротами.., – пробормотал падре Фурнье, вспоминая, что видел встревоженное лицо де Нуйонпона перед тем, как вошёл во двор дома. – Но ворота замка уже закрыты…
